Блуждающий огонёк - Страница 20

— Что там у тебя?

Больная свекровь, делавшая вид, что спит, открыла глаза и посмотрела на Сима.

— Да вот… пчела ужалила, — смущенно сказала Сима. И подумала при этом: «Как дитя малое!»

— Тьфу! — презрительно бросила свекровь и опять закрыла глаза. Когда ребенок затих у здоровой груди невестки, она сказала, не открывая глаз: Смазала бы хоть змеиной настойкой.

Змеиная настойка была домашним средством от всех хворей. Делали ее так же, как и змеиное сакэ. Только настаивали на спирту змеиные молоки.

Покормив ребенка, Сима достала с полки бутылку со змеиной настойкой, осторожно вынула раскрошившуюся пробку. В нос ударил резкий запах, в глазах защипало. Сима намочила палец лекарством и тут заколебалась, вспомнив о муже. Такой аромат вряд ли кому понравится. А вдруг он отвернется от нее, если она будет так благоухать? Смутная тревога охватила ее сердце. Но раздумывать было некогда.

«Ладно. Соседи приглашали сегодня вечером помыться в бане, — подумала она, — там и отмою все мылом как следует». И еще раз смочила палец настойкой.

Тщедушный на вид муж Сима, прижимая к себе небольшой дорожный чемодан, спрыгнул с поезда. Увидев жену с ребенком за спиной, он попытался изобразить приветливую улыбку, но она тут же сползла с его лица, и он с хмурым видом пошел по перрону навстречу.

— Вот я и приехал, — сказал он, приподняв за козырек белую охотничью шапочку.

— С приездом! — Сима улыбнулась, но на глазах у нее выступили слезы, и она повернулась спиной к мужу, покачивая при этом ребенка. Ребенок спал, голова его болталась из стороны в сторону. Хотя муж не видел его полгода, он только вяло осклабился и пошел вперед.

Через зеленое рисовое поле, напрямик по тропинке они направились к своему дому, стоявшему на окраине городка.

Сима шла молча. Надо было много рассказать мужу, но, глядя на его недовольное лицо, она растерялась и все забыла.

Муж работал в Токио плотником. Они не виделись уже полгода, отвыкли друг от друга, и он казался ей совсем чужим, более чужим даже, чем какой–нибудь случайный прохожий. Муж и прежде был не очень разговорчив, а тут и вовсе рта на раскрывал — шел вперед так быстро, что Сима, которая семенила сзади, приходилось то и дело догонять его мелкой трусцой.

Когда они дошли до середины обветшавшего старого моста, муж вдруг замедлил шаг, пропуская ее вперед. Сима подумала, что он любуется рекой, но тот глядел на личико ребенка.

— Сладко спит, — сказал он.

На лице мужа появилось смущенное выражение, такое же, как полгода назад, когда он уезжал из дома на заработки. Сима обрадовалась.

— Большой стал, правда?

— Да, подрос.

Но, увидев глаза мужа, пристально глядевшего на спящее личико ребенка, она вдруг похолодела от страха. Неужели и он думает что–нибудь дурное, как и бессердечные соседи? Неужели подозревает, что ребенок не похож на него?

И, упреждая мужа, Сима весело сказала:

— Все говорят, что малыш все больше становится похож на тебя.

— Наверно, — коротко бросил муж.

Придя домой, он сел, скрестив ноги, у изголовья свекрови и стал разговаривать с ней. Укачивая ребенка в дальнем углу соседней комнаты, Сима слышала, как свекровь спросила:

— А где ящик с инструментами?

— На Хоккайдо отправил, — ответил муж. Вот как! Значит, он поедет на Хоккайдо.

— Когда едешь? — спросила свекровь.

— Завтра, дневным поездом.

У Сима сжалось сердце. Вот уж не думала! И свекровь, похоже, удивилась. А муж как ни в чем не бывало объяснил, что работа в Токио закончена, а на Хоккайдо есть возможность заработать. Вот он вместе с хозяином и едет туда, а по пути заглянул на денек домой — хозяин разрешил.

Ну так бы и написал в письме! А то отбил телеграмму: «Завтра приезжаю в… часов», и все. А что дальше — непонятно. Сима надеялась, что муж неделю или дней десять поживет спокойно дома, даже если и собрался куда–нибудь на заработки. А он, оказывается, только на одну ночь пожаловал и утром опять уедет в дальние края.

Сима почему–то засмеялась. Муж хмуро обвел взглядом до́ма, будто что–то искал.

— Чего тебе? — спросила Сима.

Но он, не ответив, ушел во двор. Похоже, в амбар направился. «Что это он там ищет?» — подумала Сима, нарезая овощи для мисосиру. Муж снова заглянул в дверь. Опять обвел взглядом дома.

— Чего тебе? — спросила Сима, перестав орудовать ножом.

— Куда же оно запропастилось? — пробормотал муж себе под нос.

— Что запропастилось? Ты что ищешь?

Сима положила нож, спустилась в дома и, надев сандалии, вышла во двор. Муж со сложенными на груди руками направлялся к амбару. Сима вытерла мокрые руки о фартук и последовала за ним.

Войдя в амбар, муж сделал вид, что вглядывается в темный угол, и, когда Сима подошла к нему сзади, обернулся и молча обнял ее.

«А, вот в чем дело!» — Сима поняла наконец, что он искал, но тут острая боль пронзила ее грудь, и она стала вырываться из объятий. Но чем сильнее вырывалась, тем крепче руки мужа удерживали ее. Сима уже не могла больше терпеть и громко вскрикнула.

— Больно! — сказала она плачущим голосом. Муж удивленно ослабил руки. Поглядел вниз — на ногу, что ли, наступил?

— Да не там. Вот тут болит. — Сима, тяжело дыша, показала рукой на опухшую грудь. Муж молча уставился на нее круглыми глазами.

— Пчела ужалила.

— Пчела?

— Ага.

Как дитя малое. Даже совестно. И Сима сбивчиво рассказала, как ее ужалила пчела. Муж молча выслушал. Сима думала — посмеется над этим происшествием, а он, наоборот, нахмурился и сказал:

— Ну–ка, подойди сюда.

Сима подошла к слуховому окну амбара, и муж велел ей показать грудь. Она доверчиво распахнула кимоно. За окном было еще светло, пришлось даже зажмуриться от света.